среда, 28 января 2015
Нас с тобою всего - то двое.
Мне не мало. Но я боюсь,
Что мое не достигнет слово,
А твое не покинет уст.
Глупо очень, но страх сильнее,
Покрывалом одним на двух,
Я боюсь что во сне теплее
Не двоим, одному из двух...
И обыденной быть простуде,
В лихорадке твой гладкий лоб,
Или приступ больного зуба?
Или тело забьет озноб?
Пролегают сквозные дыры
Вдоль по телу, да поперек...
Я - твоя, ты - моя копирка,
Ксерокопия чисел и строк.
Не меняй положения тела,
отпечаталась как смогла...
Непохожей совсем хотела,
Быть единой, но не могла..
Я делить бы могла дыхание,
Пополам, и дышать едва.
Чтобы только хватало храбрости
Не бояться терять себя.
Я обязана частью тела -
Шестеренкой под левым ребром,
Под ладонью твоей забилось
Неживое с шести сторон.
Так болтами прикручена крепко.
Не разжать, не разнять, не сломаться.
Только с хрустом костей прогнусь,
Чтоб за ниточки улыбаться,
С твоей легкой руки склонюсь.
Тибибо? По ладоням сшито.
Каждой впадинке по стежку.
Что тряпичная кукла скрыто
В твоем теле на тонком меху?
(Клара Бездушная)
2012
Мне не мало. Но я боюсь,
Что мое не достигнет слово,
А твое не покинет уст.
Глупо очень, но страх сильнее,
Покрывалом одним на двух,
Я боюсь что во сне теплее
Не двоим, одному из двух...
И обыденной быть простуде,
В лихорадке твой гладкий лоб,
Или приступ больного зуба?
Или тело забьет озноб?
Пролегают сквозные дыры
Вдоль по телу, да поперек...
Я - твоя, ты - моя копирка,
Ксерокопия чисел и строк.
Не меняй положения тела,
отпечаталась как смогла...
Непохожей совсем хотела,
Быть единой, но не могла..
Я делить бы могла дыхание,
Пополам, и дышать едва.
Чтобы только хватало храбрости
Не бояться терять себя.
Я обязана частью тела -
Шестеренкой под левым ребром,
Под ладонью твоей забилось
Неживое с шести сторон.
Так болтами прикручена крепко.
Не разжать, не разнять, не сломаться.
Только с хрустом костей прогнусь,
Чтоб за ниточки улыбаться,
С твоей легкой руки склонюсь.
Тибибо? По ладоням сшито.
Каждой впадинке по стежку.
Что тряпичная кукла скрыто
В твоем теле на тонком меху?
(Клара Бездушная)
2012
воскресенье, 25 января 2015
У нас разная группа крови,
И две разные матери.
Я с трудом подбираю слова,
Синонимы и контексты.
И я не сильна в математике.
Я всегда слабее была.
Напряженная степень мазка
На моем полотне исключительная.
Моя боязнь высоты такая же точно острая.
Но мы выбираем последние этажи -
Тебе нравится жить под звездами.
Разница между нами -
Мой страх и степень его постоянства.
Когда я хожу по земле,
Я забываю, что нужно боятся.
И две разные матери.
Я с трудом подбираю слова,
Синонимы и контексты.
И я не сильна в математике.
Я всегда слабее была.
Напряженная степень мазка
На моем полотне исключительная.
Моя боязнь высоты такая же точно острая.
Но мы выбираем последние этажи -
Тебе нравится жить под звездами.
Разница между нами -
Мой страх и степень его постоянства.
Когда я хожу по земле,
Я забываю, что нужно боятся.
Даже утром холодным, без чая,
Быть укутанной в теплый плед.
И от сна понемногу трезвея,
Сонных бабочек трепет век.
Я бесстрашна и мне не помеха,
Серый город застывший в окне,
Я такая же точно замена
Среди толп угрожающих мне.
Я десятая в списке боли,
На расплату перед тобой,
Много пагубной было воли
С гордо поднятой головой.
Утро новое, мне начало -
Встать и вровень шагать с тобой,
Только кость в моей глотке встала, -
Эта кость моя гордость и боль.
Я и ты - баррикады бетонных плит!
В наших норах витраж стеклянный.
Где ничто и никак, никогда не болит,
и не ноет душа о замках!
Твой засоленный в стенах взгляд,
Обоняние - дым табачный.
Ты безумен, но честно рад
договором со мною брачным...
Радиация, бром и смог,
Это - малость в гриппозном буме.
У тебя и меня на двоих
Восемь палок-хваталок в сумме.
Утро серым и мокрым снова,
Мы проснемся, сглотнув слюну,
Наше место всегда сурово,
Но нас двое, и я дышу!
Самым теплым в моей берлоге -
Твои руки... Они при мне!
И за это пускай жестоки,
Будут все кто на той стороне...
(Клара Бездушная)
2011
Быть укутанной в теплый плед.
И от сна понемногу трезвея,
Сонных бабочек трепет век.
Я бесстрашна и мне не помеха,
Серый город застывший в окне,
Я такая же точно замена
Среди толп угрожающих мне.
Я десятая в списке боли,
На расплату перед тобой,
Много пагубной было воли
С гордо поднятой головой.
Утро новое, мне начало -
Встать и вровень шагать с тобой,
Только кость в моей глотке встала, -
Эта кость моя гордость и боль.
Я и ты - баррикады бетонных плит!
В наших норах витраж стеклянный.
Где ничто и никак, никогда не болит,
и не ноет душа о замках!
Твой засоленный в стенах взгляд,
Обоняние - дым табачный.
Ты безумен, но честно рад
договором со мною брачным...
Радиация, бром и смог,
Это - малость в гриппозном буме.
У тебя и меня на двоих
Восемь палок-хваталок в сумме.
Утро серым и мокрым снова,
Мы проснемся, сглотнув слюну,
Наше место всегда сурово,
Но нас двое, и я дышу!
Самым теплым в моей берлоге -
Твои руки... Они при мне!
И за это пускай жестоки,
Будут все кто на той стороне...
(Клара Бездушная)
2011
Мне хочется тебе присниться,
Так хочется, что не уснуть.
Ресниц мягких нежно коснуться
Губами слегка, лишь чуть-чуть.
Мне ночи даны для раздумий
О вечном, о странном, другом.
Качаясь на стареньком стуле,
Я вновь не дружна со сном.
Я книги листаю страницы,
Потертые глав листы:
О черных драконах и птицах
Невиданной красоты.
Забытые спят королевы
В гробах из цветного стекла.
Прекрасны их лица из тлена
В глазницах проросших мха.
И спят их супруги в латах
В тугих золотых гробах.
В холодного камня склепах
Их все еще длится глава.
При свете настольной лампы
Царица как-будто жива.
Румяный в гробу светится
Овал совершенный лица.
Одна за другой страница,
Бессонного царства мрак,
Тобою хочу царица
Я быть в золотых венцах.
Надменная королева
Божественным ликом светла!
И с желтых страниц смеется:
- Ах, дева, ты так глупа!
Я тонкая нить страницы
Бумаги желтеющий лист,
Царица, которой не снится
Толпы оглушительный свист.
История дней царицы,
И пряди в златых венцах,
Началам дано забыться
Концам - обратиться в прах.
Но хочется мне явиться
Тебе этой ночью в снах,
С лицом совершенным - царица!
В златых на челе венцах.
И гордо к тебе ступая,
Во криках людской толпы,
Во власти моей добиться
Твоей преклоненной главы.
Но гордость моя слепая
Остыла, исчезла прочь,
Когда на тебя взглянула
Царей - королева дочь.
И крики толпы затихли...
Потише, потише звук!
Не смейте будить, не смейте!
Причину бессонных мук.
Не смейте будить, не смейте
Затихни, замри душа...
Ресниц бархатистых сникнуть
Заставлю во власть венца.
Усни же, мой принц, усни же...
Ведь полночь меняет все.
И дочь королевы сгинет,
И чары рассеют её.
Но только лишь та царицей
Могла бы явить себя,
Чья власть не имеет силы
В том мире где нет волшебства.
Так хочется, что не уснуть.
Ресниц мягких нежно коснуться
Губами слегка, лишь чуть-чуть.
Мне ночи даны для раздумий
О вечном, о странном, другом.
Качаясь на стареньком стуле,
Я вновь не дружна со сном.
Я книги листаю страницы,
Потертые глав листы:
О черных драконах и птицах
Невиданной красоты.
Забытые спят королевы
В гробах из цветного стекла.
Прекрасны их лица из тлена
В глазницах проросших мха.
И спят их супруги в латах
В тугих золотых гробах.
В холодного камня склепах
Их все еще длится глава.
При свете настольной лампы
Царица как-будто жива.
Румяный в гробу светится
Овал совершенный лица.
Одна за другой страница,
Бессонного царства мрак,
Тобою хочу царица
Я быть в золотых венцах.
Надменная королева
Божественным ликом светла!
И с желтых страниц смеется:
- Ах, дева, ты так глупа!
Я тонкая нить страницы
Бумаги желтеющий лист,
Царица, которой не снится
Толпы оглушительный свист.
История дней царицы,
И пряди в златых венцах,
Началам дано забыться
Концам - обратиться в прах.
Но хочется мне явиться
Тебе этой ночью в снах,
С лицом совершенным - царица!
В златых на челе венцах.
И гордо к тебе ступая,
Во криках людской толпы,
Во власти моей добиться
Твоей преклоненной главы.
Но гордость моя слепая
Остыла, исчезла прочь,
Когда на тебя взглянула
Царей - королева дочь.
И крики толпы затихли...
Потише, потише звук!
Не смейте будить, не смейте!
Причину бессонных мук.
Не смейте будить, не смейте
Затихни, замри душа...
Ресниц бархатистых сникнуть
Заставлю во власть венца.
Усни же, мой принц, усни же...
Ведь полночь меняет все.
И дочь королевы сгинет,
И чары рассеют её.
Но только лишь та царицей
Могла бы явить себя,
Чья власть не имеет силы
В том мире где нет волшебства.
Она живет здесь,
Точно в этом доме.
Квартира на последнем этаже,
Об этом знают только воры,
И те, кто жгут старье на чердаке.
За шторами с причудливым узором
Её хрущевка с дверью и окном,
С пустым и узким коридором
С засоренным окурками крыльцом.
Она молчит об этом тайном месте,
Таксист не вспомнит где она живет,
И почтальон кидает письма мимо,
Врачи дежурные не знают с ней забот.
А у неё все на своих местах:
Стерильный царит порядок,
Обои в лиловых тонах,
Как-будто в старинных залах.
И мебель, обоям в цвет,
И в мыльнице розовой мыло,
Китайский фарфор, щербет,
Рисованный свет камина.
И книги прошедших лет -
"Политика Робеспьера",
В гостиной приглушен свет...
Читает она Вальтера.
Вишневый на ней берет
Слегка в старомодном стиле,
Чуть сгорбленный силует,
Отставленной балерины...
Слоновой кости манжет,
Потертое носит платье,
А в прошлом её шесть бед,
Погибших сестер и братьев.
Она не танцует больше,
Ногам не дано держать,
Но старые пальцы любят
Пластинок холодных гладь...
Она живет, наверно, в этом доме,
Её берлога в центре городском,
Листая черно-белые альбомы
Она следит за мировым концом...
(Клар Бездушная)
2014
Точно в этом доме.
Квартира на последнем этаже,
Об этом знают только воры,
И те, кто жгут старье на чердаке.
За шторами с причудливым узором
Её хрущевка с дверью и окном,
С пустым и узким коридором
С засоренным окурками крыльцом.
Она молчит об этом тайном месте,
Таксист не вспомнит где она живет,
И почтальон кидает письма мимо,
Врачи дежурные не знают с ней забот.
А у неё все на своих местах:
Стерильный царит порядок,
Обои в лиловых тонах,
Как-будто в старинных залах.
И мебель, обоям в цвет,
И в мыльнице розовой мыло,
Китайский фарфор, щербет,
Рисованный свет камина.
И книги прошедших лет -
"Политика Робеспьера",
В гостиной приглушен свет...
Читает она Вальтера.
Вишневый на ней берет
Слегка в старомодном стиле,
Чуть сгорбленный силует,
Отставленной балерины...
Слоновой кости манжет,
Потертое носит платье,
А в прошлом её шесть бед,
Погибших сестер и братьев.
Она не танцует больше,
Ногам не дано держать,
Но старые пальцы любят
Пластинок холодных гладь...
Она живет, наверно, в этом доме,
Её берлога в центре городском,
Листая черно-белые альбомы
Она следит за мировым концом...
(Клар Бездушная)
2014
Не так много вещей облегчает моё существование.
И этот блог - способ отпускать на свободу тревожные мысли
Для себя считаю целительной поэзию Н.С. Гумилёва.
Его стихотворные образы очень близки мне.
Меня восхищает его преданность мечте, его "Африканский дневник", как её воплощение, его жажда романтики и приключений, даже тогда, когда современники считали его творчество пережитком эпохи.
Книги и кино о людях прошлого, хорошая анимация, книжные иллюстрации и музыка, которая вдохновляет.
И этот блог - способ отпускать на свободу тревожные мысли
Для себя считаю целительной поэзию Н.С. Гумилёва.
Его стихотворные образы очень близки мне.
Меня восхищает его преданность мечте, его "Африканский дневник", как её воплощение, его жажда романтики и приключений, даже тогда, когда современники считали его творчество пережитком эпохи.
Книги и кино о людях прошлого, хорошая анимация, книжные иллюстрации и музыка, которая вдохновляет.